Нематериальное культурное наследие Рязанского края

Обряды Троицкого цикла Шацкого района.

Троица являлась одной из кульминационных точек годового праздничного цикла. Подобно Рождеству и Пасхе этот праздник обрамлялся двумя неделями, к которым были приурочены важные ритуально-обрядовые действия. Празднование Троицы в Шацком районе, как и в других местах России, начиналось с семика, хотя сам этот термин в районе был мало распространен. Встречается нетрадиционное его употребление. В частности, одна из жительниц с. Польное Конобеево назвала «семишником» понедель­ник после петровского заговенья, т.е. отождествила его с «игрищем». «"Симишник" – наверна в панидельник. Загавинья тада бываить, на загавинью этат "симишник"...»[1]. Завершение троицких праздников связывалось с «троицким» или «русальским заговеньем».

Первый после Троицы понедельник и приуроченные к нему гуляния, обрядовый комплекс, ритуальное озорство, приуроченные к началу Петровского поста, в  Шацком районе были известны под названием «и́грище»[2]. «На другой день после петрова заговенья – "и́грище". Водой обливались, даже в хате обливали»[3]. «"И́грищя" называлась, эта вот тут вот, посли Троицы [через неделю], абливались вадой»[4]. «И́грище» – после Троицы через неделю, парни девушек обливали: «О-о! Мы на тебя выльем, штоб бальшая вырасла!»[5]. «"Игрища", вот ниделя Троицы прашла, патом в панидельник была "игрищя". Брызга́лись, па сялу ходють абливаюцца. Играли,   азаравали»[6].

«Игрищем» нередко называли также гуляния с пением и пляской и озорство на семик, Троицу, в Духов День  и на «русальское заговенье». Скажем, в с. Агишево, по воспоминанниям очевидцев, в четверг перед Троицей «такая пляска была! Астано́вюцца вот – идём, идём – астано́вюццы там где луга́ и пляска. Да. "Игрище" была»[7]. Это, по-видимому, объясняется отождествлением этих праздников в сознании некоторых рассказчиков. «"Русалки" – ныне вот,  эт день  по́сли Троицы. "Нынь, – гаварить, – русалка!"»[8].

Характерна смысловая перекличка между двумя этими праздниками: оба они включали в себя различные обряды, обычаи и поверья, связанные с водой (обливание, вызывание дождя, купание и т. п.), откуда и второе часто повторяющееся название – «обливальный день», «облива́нный день», «облива́нна»[9]. «В панидельник – эт "абливанный день". Тады бегають с ведрыми, с кавшами и льють друг друга, аблива-ють и всё. Эта "абливанный день" был. В панидельник утрам – тады весь день абливали. Хто пайдёть вот так ничяянна – абрыжжуть: как из вядра шатану́ть!»[10]. «Вот как вясна праходить, паследний день, "абливанна" была. Эт так и звали "абливанна". Поели загавинья на другой день»[11]. «"Абливанный день" – эт у нас вот по́сли Троицы, посли этый загавыньи в панидельник у нас "абливанный день". Вядро ухватишь с вадой да бижышь, хто идёть – абальёшь. Всех [обливали], ни пападайси!..»[12].

В сс. Борки, Кулики, Алеменево, Шаморга, Старочернеево, дд. Марьино, Новая это действие совершалось в ночь с воскресенья на понедельник. «Вот пасля Троицы васкрисенья-та вот – эта "русальска загавинья", вот на ниё нарижались. У нас стаяли тут тады чяны па всей сяле, и вот тут у нас стаял чян. А рибяты девык взяли, адну насадили ани в чян купать – ана, была, ухадилась там в чяни! Ну, есть акупну́ть прям и вытащють, а энту аставили там. Ана там прыгаить, а чяны-т ани вон какии! В загавинью эта ани ночию. Эта рибята с девкими-та»[13].

Нередко обливались даже во время работы. «В петрово заговенье возят навоз в огуречник. Парни девку поймают и пихают в колодцы в огуречнике: они мелкие, теплые»[14].

В с. Высокое встретилось название «Чистый поне­дельник», что подчеркивает изоморфность структуры праздников троицкого цикла масленице. «Чириз ниделю после Троицы – Чистый панидельник. Вот и купаюцца, вадой браса́юцца, абливаюцца...»[15].

Название «яри́лы», зафиксированное нами для первого понедельника после Троицы только в с. Польное Конобеево, более употребительно в других регионах России[16]. «"Йири́лы" – эт посли Троицы чириз ниделю, в панидельник. Абливаюцца»[17]. «"Йири́лы" – эт по́сли Троицы На 'йирилы" нильзя бывала, ночью на улицу-т хадить! Ищ как чистай вадой-т абальють, а то щ вон какий-нибудь грязнай вадой абальють. Да, бывала, спрятываимси»[18].

В ряде прицнинских сел первый понедельник после Троицы имел такое же название как и предшествовав­шее ему «русальское заговенье» – «русалки»[19].   «У нас   знаишь, называицца пасля́ загавынья панидельник вот у нас. О-о! накупають в этыю в балото в Жа́бры загащя́ть! А раньшы галавастики тама, ани [=парни] валять, купають. Ух! Притащя́ть и все чевык, и пажылых туда уш.  Называицца эта "русалки". Па диревни  хто  с  вядром  вот  бягуть  абливаюцца»[20].  «А вадой абливаюцца на этыю, в панидельник, называицца "русалки". Эт на "русалки" – эт вадой абливаюцца»[21].

Как и в конце масленицы, особое внимание уделялось молодушкам. «Купались, маладых баб таскали, маладых [женщин] купали, мужуки тада. "Русалки" – бабы, все купались, бегали друг за другым, хто каво ре́щщи [=сильнее] абальёть. У нас вот адна: стащили иё с паталку́ два держуть иё, а эт паливаить иё. Ана пищщить, шумить: "Че вы делаитя! Че вы делаитя!" Зимой жынилися, а вясной "русалки" падашли, ани стаскивали».[22] «Вот на "русалки" – эт у нас вадой абливались. Как раз на "русалки" все на агародах, картошка акучивають. А маладёжь, рибяты все – вады вёдрами и па всем картошками за всеми бегають. Ани всех падряд абливають. А тем боле за маладыми – абчивають вадой…»[23].

Важную роль в этот день играли обряды, направ­ленные на вызывание дождя, которые неоднократно исполнялись на протяжении всего цикла весенних праздников. В с. Кулики для вызывания дождя совершалось коллективное посещение кладбища рано утром, после окончания ночного гуляния на «русальское» или «мясное» заговенье. «Эта вот Троица, а чириз ниделю "мясноя за́гавыння". Вот эт в закони день: вечер, всю ночь эта вдоль праулку вот [гуляли]. А у нас-та эть, вишь, сяло-та кругуом, ана площидь занимаиццы вон какая! Да. Вот с кладбища начиналысь, зачи́н. Дагаваривыюцца, где этие пастаршы [женщины], да, "ру́салку" эта "русалку" Ну, и вот и и́дуть. Сена скасили в старину паужынають, ну, уж темна станить, а ани сабираюцца. Эта кругом сяла абайдуть все эт народ ска́пливаецца и на кладбище утрам на рассвети заходють. Богу памолюцца, щёб дожжёк упал… Ну, народу было́ многуа, а мы чео жы? Дивчёнки. У нас тут старухи были. Ну, ани хто песни играить, хто прыбасаить, хто в вядро там, хто в заслон стучить там. Да. Там всё – ну, люду было многа, нивазможна… А ани ни нарижалися "русал-кыми", так ваабще вот как хадили [=не по-празд­ничному]. Ну, ночью какоя уш? Эт днем нарижаюцца. Да.  Эта "мясноя загавенья".  Загавляюцца и…»[24].

Тем же могло мотивироваться и обливание. «Эт у нас вот на загывынью. Вот Троица прайдёть, и ниделя пасля́ Троицы – ну, ниделя праходить. А в панидельник вот "абливанна" у нас называицца. А вот в Казачьим-та прям на Духыв чень эта   "абливанна" бываить. Вот тожы мачачыи-т были  вады набираишь, хто идёть – абливаишь. Тах-т,   вроди, антиресна было́. И ани хватають ведра-ти, ты-т там чють, а ани вон какии рибяты здаровыи, ани с галавы да ног абальють. Калодицы-та, бывала, были. Эт на "абливанну" гаварять:  "Абливацца давайти – дождик пайдёть!"»[25].

Как и в Духов день, обливание сочеталось с уходом за овощами. «3агавинье, а на другой день "русалики". Вот, бывала, на "русалки" капусту пайдуть паливать бабы. Мужычьё все с ве́драми каво прям в калодиц баб апускають, каво абливають – и па сялу идуть все с ведрами. Тут такая была варашы́лывка!»[26]. «Капусту  поливали до света на "русальское заговенье" от червя»[27].

Основу троицких праздников составляли обряды и обычаи продуцирующего характера (различные действия с зеленью, обливание, в т.ч. для вызывания дождя и др.) и поминовение усопших. К ним приурочивались гуляния с хороводами, плясками. Стержнем троицких гуляний молодежи были обычаи «завивания венков» и «кумления» девушек, сохранявшиеся во многих местах вплоть до 1940-50-х годов, а также различные формы ритуального озорства с обливанием водой на Духов день.

В д. Ветринка к семику был приурочен обычай, который в других местах обычно связывался с «русальским заговеньем». «В четверг вечером под Троицу взрослые ребята ходили рядились в одних подштанни­ках белых и рубахах по кустам, по ржам, в деревню не заходили. Это чтобы ребятишек постращать. Называ­лись "русалки"»[28].

Одним из важных действий, совершавшихся во вре­мя гуляний в четверг перед Троицей, некогда имевшим ритуально-обрядовый смысл, было «заламывание» березок (в поздних вариантах – уже любой зелени: ветвей березы, клена, липы, вяза, дуба). Это действие не­редко дублировалось и в троицкое воскресенье. «В читверьг эт, да Троицы в читверьг эт у нас кусто́чки хадили заламывали в лащинки. Эт штоб вязовыя кусточки. Эт на акно ставили, у као нет рибятишкяв – эт мы всем ставили, всем падряд. А уж в васкрисеньи, бывала (в субботу базар-та был), паедуть в Шутлинскам лису там нарубють бирёзкавф. Утрам стада прагонють (стада-та па диревни ганяли, а у нас там чё диревня-та?), у дваров все насажають этих бирёзкавф. А в абед скатину пагонють, ани свалють»[29].

Принесенными из леса ветвями и деревцами украшали дома и церковь, а в троицкое воскресенье устраивали из них «рощи» возле домов. «Клён принасили в дом, эта в субботу. Всё была вымыта, всё чиста. К окнам стано́вять, и иконам становять клён…[30] «На Троицу ездили в лес, рубили берёзки такие. И круг двара бирёзки – такую пряма вот пало́ску белыю, как вон защитну полысу, бирёзкыв насажають. И к о́кнам бирёзкав, кык кусты...»[31].

Площадку перед домом чисто выметали и посыпали песком, причем в некоторых местах рисовали узоры песком разного цвета. «Бывала, [перед домом] размитёшь, размитёшь, пясочкам пасыпишь. Привязуть бирёзкывф скока – настановять как в лясу»[32]. «Клянка́ми у окын-т. И в избе всё травой насыпа́ли. А о́каль двара бирёзки рубили и ставили. Пяском пасыпа́ли,  вилю́шки делыли. Замитёшь чиста – тада-т не́ была у дваров такой травы – чиста вымитишь всё, а пясок бирёшь сухой, вон в бутылки яво насыпишь и ходишь бутылкый-т рисуишь.  Вилюшки, а по этим вилюшкым жёлтинькым пясочкым точки сделаишь»[33].

Особое   значение   придавали   устройству «рощи» возле своего дома девушки, так как это символизировало их готовность к браку. «Пирид Троицэй бывала круго́м ко́лышкавф [=срубленные деревца] насажають, пае́дють, бирёскых нарубють, круго́м насажають. Веткых наламають, ва всю избу навтыкають, убирають к Троицэ... В васкрисенье Троица, а в субботу, ой! Все ни все, а иныя там (где старики, эта им уш ни нада). А мы! Ой! Вот я, бывала, брата: "Набей колышках-та! "– "Да ни галди, ще я яво завтри утрам буду привязывать, нынь ни привязывають, а утрам!" – "Набей, я знаю, щё ты будишь, тады паедишь". Он тады утрам съездить, привозеть из байра́ка [=оврага], де нигодныя эта, кустарник, а де годныя, тожы вить ни разришать! Аси́нник, бире́зник нару́бить, вон там и другой, третий. Приедить, скажыть: "А я вот где был, харошыи я ни захватил, впирёд там захватили, изрубили всё…"»[34]. «У нас в Касавуравки [=д. Троицкое] лисо́к был кулико́вскый, и вот мы вечирам, в читверьгх,   паужынаим, все сабираимси, идём. Лама́им эта с бирёскав кусты и аттель идём. Кусты ламаим, приходим. Все спять – нашы спять, тваи спять тожа. Мы наряжаим окны. Все окны кустами. Наутра встають – всё в кустах. Эт в читверьгх… А в цэркывь идём на  перьвый день Троицы в Кулики [=соседнее село]. Все идём, девки-т мы были. А кажный атец запрягаить лошыдь, едить в лес, нарубаить такии бирёзки и застрыга́ить в них эти канечки-ти. И вбивають ряда в два. Ой, приходим из цэркви, у кажныва двара  как пасадка насажо́на.  Ой, как харашо, прям как харашо было на Троицу!»[35].

Дети использовали поставленные около домов березки для игры. «Эта на праздник на Троицу, кагда зелинью всё украшали, вот на Троицу играли, в этих бирёзкых. Крючочки делыли с ветычкый, с этый жы бирёзки снимали и на листочик иё где-нибудь так павесишь, штобы низаметна, как будта ана там и расла, вот эта ветычка. Адин вадящий был, а астальнныи спрятывали сваи крючки. Вот он если чей крючёк найдёт, тот становится вадящим, а он ужэ [прячет]...»[36].

Важную роль в троицкой обрядности играли травы и цветы. «В лясу нарвуть траву, траву, абыкнавенну траву. И у двара́ всё падмятуть, всё травой пастелють, и в хати такой травой пасте́лють, и на крыльцэ. Эт Троица. Висяло́, очинь харашо́ была!»[37]. «И тута на перьвый день атец у нас приносить кашо́лку с цвятами. Ну, эту траву с цвятами – и в избе тута, и в синях, и на крыльцэ там. Эт всё травой. Из цэркви приходишь, там-то уш взайдёшь: дюжы харашо! И дома всё цвятки́. Ну, вот какая была жы́зня, харашо было́!»[38].

Предпочтение отдавали пахучим травам: чабрецу, душице, заре, которую иногда выращивали на огородах. «Траву в дом вносили всяку, пасыпали... Ой! "Чюба́р". "Чюбар", "чюбар"... И "заря". "Зарю" – эты  убирають окны, и в доми была. "Заря" – эт вот "зарю" из цэркыви приносють... Тут ана растёть: ана низкая растёть – вот так. Синий цветочки. Ана вот, у земли. Ана душыстаа – пахнить. Душыстая. Называецца "душы́ца"... Ну, и "чюбар" – хошь хто как. "Щебре́ц" [=чабрец] – ана ни душыца называицца, а "щебрец"...»[39]. «В избе травы пасы́пать вот накосят какой-нибудь. Вот "чюбар" – ну, "душы́ца".  Он как мятом пахнет. И "зари́" мы рвём, в цэркавь нисём. Я нарву пучёк и иду в цэркывь. Все стаим с "зоре́й", с какими-нибудь цвятами»[40].

Название употреблявшейся при этом травы определялось обычаем заготавливать ее рано утром накануне праздника, так же как в других местах это делали в ночь на Ивана Купала. «Рана утрам – "заря", у нас вот "заря" растёть. Рана "зарю" да солнца срежым и на окны вешаим, и на иконы вешаим, на уго́льники. У нас и счяс есть. Мы и счяс вешаим... [Потом] мы иё высушым, тады мы сабираим падушычку, в чистинькюю тряпачку»[41].

Цветами не только украшали дом, но и совершали с чг действия, характерные для обрядов вызывания дождя: например, бросали их в колодец[42]. «Бросали на Троицу в колодец цветы (зарю, смородину), когда приходили из церкви»[43]. «А в цэрикивь хадили с свята́ми. Нарвуть из этую – хадили в лес, ландушки принасили, прям букет. Сы свята́ми в цэрикивь сходють на Троицу на перьвый день. Приходють и в калодиць брасають эти цветы. В калодиць бро́сють. Вот. Ни знаю, эт уш я ни помню, зачем в калодиц брасали»[44]. Существовал также обычай носить живые цветы на кладбище.

Троицкой зелени приписывались целебные свойства, способность влиять на «плодность» скота, охранять и людей от болезней, а также отгонять вредителей. В с. Борки ветки клена, которыми украшали дом, отдавали овцам[45]. «Травы́ накашывали: пабрасаим па всяму полу, штоб как и в цэркви. Бирёзки ставили окнами, а патом йих посли убирём да на веники сделаим ево вон в баню, када будим мыцца в бане»[46]. «Эти вот вянки, эта вот трава харашо класть в по́дпыл ат мышэй»[47]. В д. Ветринка на первый день Троицы и в Духов день «ломали березки, где ржи посеяны, и в стены веточки втыкали. Березки – у домов ставили, на пол траву стелили. Траву потом на корм [=в сено] бросали, чтобы мыши не ели»[48]. В с. Федосово ветки клали под сено, когда ставили стога, а березки сжигали в печке[49].

По народным поверьям, особой силой обладала зелень, взятая из церкви. От ветвей, развешанных в церкви, отламывали по веточке и приносили домой: «Вот и пастано́вишь – ана святыня, свята́я»[50]. «Втарой день Троицы – Духав день. Самый бальшой эта праздник. Патаму што трава, каторая лижыть [в церкви], – на первый день [Троицы] были – на ней стаяли. На втарой на ней стаять. А на втарой день можышь брать и дамой принасили. А из этыва из ялтаря аттоли выносють на третий день. Эт уш тада на третий день хто пайдеть и энту траву бирёть. [Дома] визде иё раскладывали, па всем вот углам визде: и в дварах, и в избых, и в анбарых вот так вот. Гяварять. "Щёб эта, не́ была этих, "чюдаков", каторыи щяс-т водяцца у нас – мышы, крысы..."»[51].

В сс. Темёшево, Польное и Лесное Ялтуново, а так­же в соседних с ними деревнях травой и листьями с веток, украшавших дом, набивали подушку для покойника и клали ее в гроб. «Иё, эту траву принясугь люди добрыя и расстелють. Вот. И два дня ана пабудить – первый день Троицы, на другой день иё сабирають. Стелють иё в субботу утрам. А на другой день Троицы иё сабирають и иё блюдуть. Вот хто памрёть – падушычку пад голаву»[52]. «Троицкую траву сабирём. И из ялтаря дають нам из цэркви, дамой приносим. И вот умруть – в падушычку клади, в падушку и в гроб. Хошь в пиредний угыл клади. У миня и щяс лижыть»[53]. «Травки нарвуть на Троицу, накидають, сюда вот к иконам накладуть. Травку эту сабирають, сушуть и люди бирягуть. Када какой упакойничик умираить, в гроб ложать этай травки»[54]. Веничек из троицких веточек использовали, чтобы окроплять гроб. «Эти вот, сыре́нь свя́зывали и вешали пучёчкыми. Иё прям как сымишь, свяжышь, а он ни ападаить в тине́-та [=в тени], с листочкыми. Ими апрыскывали вот када. Примерна, вот у миня сястра памирла, эт бирёшь пучёчик (он где-нибудь на пагре́бицы там где), бирёшь и тада гроб апрыскиваить этим вот. Этим сыренью апрыскывали»[55].

Распространеным троицким обычаем было посеще­ние кладбища и поминовение усопших. При этом клали на могилы яйца или сыпали зерно и украшали их букетами или венками из живых цветов. «На Троицу цвяты рвуть, ходють на кладбищю с цвятами – в Троицу. Например, вот клён, с клёнам ходють. И цвяты такий вот – жывыи цвяты, ращёнаи…»[56]. «На Троицу-т цвяты тока носють – проста так йих вот кладуть там на эту, на магилу…  Хто там пышаницу, хто рис панисёть, хто там блины, хто чяво – ну, у каво чяво есть. [Яички] у као есть насили. Хто пиченьи, хто канфетки, штобы памянуть мёртвых. Пасыпють на магилу – и всё. А там грачи прилитять, всё паклюють...»[57]. «А как жы, на кладбище-т хадили!.. Яйца клали сваим родственникам, крашыли [=на могилу]. Мы и крошым, и паложым – раскапаим, туда паложым… »[58].

Принесенные яйца крошили «для птичек». «На Троицу паминали усопшых, умёршых пыминали. [Яички на могилку] клали. Хто крашыл, хто так пало́жыть, цэлыя яйцы. Хто раскрошыть – птички клюють. И раскрошуть, и цэлыи кладуть. Да. И зырывали [=в землю]. Ну, грачи всё равно рызрывають – грачи бяруть. Вот толька зароишь, атайдёшь – уш всё вырыли. Пымина́ния у нас такия...»[59]. При этом читали поминальную мо­литву.

В Заречье и некоторых прицнинских селах существовал обычай ношения на кладбище тех венков, которые использовались в других семицко-троицких обычаях. «На Троицу, на втарой день. Троица в васкрисенья, а в панидельник идуть вес апять в лес. Вот там вянки делають и идуть аттэда с гармоньей, с песними. И тада на ряку пайдуть, на ряку брасають. А хто придёть на крышу бросить – брасали на крышу вянки. Из травы сделають вянок: из травы, святов нарвуть, натычють. И на крест вешають на Троицу, на крясты вешають, на крясточки. Сделають винечик этим, круглым из бирёзки и туды, на кладби­щю. Там всякай травы можна нарвать. Натычють туды святочкыв, на крест павесють – всяк на свой крест...»[60]. «У нас прям пад Троицу вянки завивали. Вот днём [в субботу] нарвуть съездиють цвяты, а вечирам дома йих навьём, навьём дома эта цветы-та. А утрам из цэркви придём, сабираимси и тада идём на кладбищю, нисём вянки. Идём нисём вянки па сваим радитилем – на крясты вешаим»[61]. «У-у, ет винки-тя на Троицу! Рибитишкыв всех нарядють всякими этими – ну, нарвуть какую траву́ (эт када маленькими были мы) и ет на Троицу насили, насили на магилки. Насили, а как жа!.. Да ищё чево? Да либя пашыньца́, либя чё-нибудь вазьмёшь, на магилки пасыпишь, ёо птички клявали. Да. Хто чёо...»[62]. В с. Польное Конобеево «прамежду́ абедний, прамежду́ заутриний ходють (вот называицца балота — лугх тута) всякий святы рвуть и вянки плятуть, и на кладбищя нясуть»[63].

«И́дуть на Троицу на кладбищю и абязатильна вяни́чки [=веночки] из бирёзы савьёшь, сплитёшь и на крест вешаишь» [64]. «На Троицу в цэркывь и́дуть и тады на магилах вешають [венки], радитилям, мёртвым»[65].   «Эта на Троицу винки вьють, насили на магилы. Там у миня девычкыв трое по́мирла да вот йих мальчик – четвира. Я мать и атцу винков навью и на крест всем вешала»[66]. «И аставляишь на кладбищи вянок ищё, на крест вешаишь… Клёны и в даму развешывали, и на окнах атто́ля, и эт клён сабираишь, листочики абрываишь и на мишочик – сабирали в падушычку [для покойника]»[67].

Утвердившийся в последние десятилетия обычай изготовления искусственных венков с трудом воспринимается  традицией, о чем свидетельствует следующий рассказ. «У нас, гаварить, адна, гаварить: "У миня матири какой день, нада ей вяночик купить". Приснилысь, мать приснилысь. Ана [=мать] гаварить: "Нету, ты, – гаварить, – ни пакупай вяночик, ты мне, – гаварить, – хуть адин да приняси жывой цвяточик". Вот эт жывыи-т эт вот. "А энти калючии, эта очинь, – ана гаварить, – вре́дны .."»[68]. Отсюда, по-видимому, и такая модификация этого обычая: «На магилу толька цвяты носють, вянки ни вьють, а тока цвяты»[69].

Употребление троицкой зелени в похоронном обряде и при поминовении усопших на Троицу также, видимо, можно объяснить ее охранительными свойствами. Характерно, что уничтожали засохшую троицкую зелень тем же способом, что и вещи, принадлежавшие покойнику или употреблявшихся при похоронах. Так, в с. Высокое ее могли «спускать по воде», т.е. бросать в реку[70], хотя чаще сжигали.

Начавшись в четверг, празднование продолалось вплоть до воскресенья, когда оно приобретало особую торжественность и размах. «Вянки рызвивали на Троицу: ходим в лес и там песни паём и танцуим, играим с гармошкай...»[71]. Основной мотив воспоминаний участников троицких гуляний – настроение приподнятости и праздничного возбуждения. «За семь кило́митрав хадили, на Абухаву [=д. Обухово]. Эт семь киломитрав ат нас, чириз Абухаву ищё сколька – киломитрав пять, эт мы туда шагали киломитров дваццать! Как Троица, так атправляимси туда. И какая была "игрищя-та! Тама ско́лька народищю! Ой, Божэ мой! Екатиринавскии – ищё диревни нидалёка – там сколька, ой-ёй-ёй! Вот, играли все, плясали, гармоньи... Лес рядочкими, рядочкими. Ани насо́жыны все дире́вьи, как рядами. Вот па этим па лесу ходють, распивають [=поют] – толька держысь! Все в лясу, все в лясу. Все были диревья абделанныи, сучо́чка ни было́! Можыть их как абрабатывають, штобы шла ни изарва́ла? А то вить ни в этимь [= в повседневной одежде] идёшь, а идёшь туда нарижаишьси, всё новинькаи. И вот народищю там было – каждый, каждый хадили. Эт страшна была́ какая пляска! Ну, уш напляшымси, разуваим башмачки – батинычки на высокам каблучке, бывала, были! –  тада уш по́ лугу разувшы идём дамой. А то ноги-та атбили, аткалатили, там наплясалися»[72].

Особой многолюдностью и оживленностью отличались троицкие гуляния в селах, где Троица была престольным праздником. «У нас пристол в Троицу. В Касауравке [=д. Троицкое], у нас [=д. Богослов], в Куликах – эта у нас в Троицу. Перьвый день – эт у всех Троица, ва всёй акруги. А втарой день у нас называицца Духав день – у нас. И патом втарой наш Духав день, а там уж и третий», т. е. Духов день, как престольный праздник, отмечали в этой деревне три дня[73].

Отличительной чертой праздничных  троицких гуляний можно считать и наряды, специально надевавшиеся в этот день их участниками. «О-ох, нарижались харашо! Тада идуть, как мак – всё прямы нарядна-нарядна хадили нарижались. В праздник нарижались, в Троицу...»[74]. «Рели были. Рели были бальшые. Бывала девки садяцца, ани вот так вот [=лицом друг к другу], а рибята йих крутили – рели-та. Эт тожа, бывала, в выхадныи дни, в васкрисе́нья. Хто на луг, хто на качели – рели. Тожы все нарядныя, убра́тыя. Стари́нные эти – ну, ани и в старину тада насили сарафаны́ шырокие, китайки, платки атласные. Вот этия, как их называли-та? Стану́шки. Вышывны́я, нарядныя...»[75]. В 1920-30-е годы праздничной считалась уже, как правило, одежда городского типа.

В пригородных селах на Троицу катались по реке на лодках. «Была у нас платина, была там мельница, была выдяна́я. Ой, какая тут глубина́ была – речка! Бывала, как вечир падходить, хто маладёжь-та, пайдуть (а лодки-т брали – сколька там платили, Бог иё знаить!) вазьмуть иё эта, у мельника-та – там стаяли три лодки. Значить, вазьмуть у мельника эту лодку, садяццы с гармошкыю и едуть атцуда, ат этих, ат масто́в и – вон винзавод – да винзавода туды. И вот какии песни вить! Вот висе́льства была мыладёжы-т!»[76].

Воскресное гуляние в лесу, связывавшееся первоначально с «расплетанием» завитых в четверг венков, к 1920-30-ым годам, по мере исчезновения из активного обрядового обихода обычая «завивания венков», все чаще заменялось праздничной ярмаркой «на лугу» или на центральной площади села, возле которой концентрировались группы поющей и пляшущей молодежи, завязывались кулачки, а также располагались качели («рели») и карусели.

Песенный репертуар семицких и троицких гуляний в Шацком районе состоял из лирических песен и частушек. Так, в селах Каверино, Кермись, Федяево и Демидово была популярна «Черемушка» («Садил чернец черемушку»).

Нильзя да нильзя дивчоначку

Ни сватамши брать.

С калинаю, с малинаю, да,

Лазоревый цвет.

В с. Демидово эта песня имела зачин «Подуй, подуй, погодушка».

В с. Каверино на Троицу пели хороводную песню «Перевейся яровой хмель» («Пошла млада в сад»):

Пашла млада в сад, в сад,

Пашла млада в сад, в сад:

Нарву, млада, хмелю,

Нарву, млада, хмелю,

Хмелю яравова.

Хмелю яравова,

Пазаву я гостя

Самава милова [77].

В с. Юрино «Пойду, млада, в сад, сад» распевалась на мотив песни «При лужке, лужке, лужке»:

Пайду, млада, в сад, в сад,

Нарву, млада, хмелю –

Хмелю яравова.

Наварю я пива, пива маладова,

Напаю я парня, парня баявова...[78].

В с. Федяево троицкой песней называли и «Что пошли девки в лес по ягоды ходить». «На Троицу пели, на Духыв день "Как пашли нашы падружки / В лес па ягадым гулять. / Ани ягыдыв ни нарвали, / А падружку пытиряли"»[79]. Более старая версия этой песни:

Что пошли девки в лес по ягоды там ходить.

 По калинушке, по малинушке и по чернаю самородинке

От все девки спонарвалися,

А одна девка не нарвалыся,

В шелковой траве запутлялася

И подошла девка ко одной реке,

И закричала девка громким голосом.

  – И перевозчички, перевезите меня на ту сторону,

И на ту сторону, к отцу, к матери…[80]

Несмотря на то, что большинство песен, исполнявшихся в это время, уже не имело строгой обрядовой привязки, еще в 1920-30-е годы некоторое из них считались приуроченными либо к «завиванию» и «развиванию венков», либо к Духову дню. В с. Федяево среди исполнявшихся на Троицу вспоминают также старые игровые песни: «Ни мы, а старыи – нашы старыя, ани играли: "Ах, Дунай мой Дунай, / Развисёлый мой Дунай!.." – тётка Хавронья играла, тётка Ольга Ёнкина... Пели старыя-та "Вох, мак ты мой мак.. " Ет я тожя ни знаю. Эт пели старыи люди...»[81].

Праздничные хороводы к 1920-30-м годам уже практически исчезли, только иногда вспоминают, что на Троицу «"Просо засевали":

1.Пошла Млада_Троица.tif
2.Подуй погодушка_Троица1.tif
2.Подуй погодушка_Троица2.tif
3.Черёмушка_Троица.tif

Другие материалы

Комплекс обрядов летнего периода Шацкого района Рязанской области		Пасхальные обряды Шацкого района.

Архив материалов

Ближайшие мероприятия